Октомерон. Путешествие по Андалусии - Наталия Шимонова

Общество поклонилось дону Алонсо и дону Хуану, отдало должное древности рода Молина-и-Тенорио и обратилось ко мне. Я поднялся со своего места, поклонился и начал так:

– Благоугодно ли господам выслушать и моё скромное имя?

Дамы и кавалеры выразили желание выслушать меня и тогда я сказал:

– Моё имя Симон Бернардино д’Амброзио Дуарте. Я дворянин и скромный путешественник, уроженец города Рима, так как мать моя была римлянкой. Но предки отца моего были мадридцами, и с детских лет я жил в родном городе моего отца и никогда не совершал путешествий. Это – первое путешествие, предпринятое мною из любопытства и из желания познакомиться с прекрасной страной Андалусией. Эта задержка моего пути, которую вызвала непогода, теперь не только не огорчает, но радует меня, ведь я не только оказался в Андалусии, но и имею честь беседовать с коренными уроженцами этой земли, – я сделал поклоны всем кавалерам, кто до сей поры успел назвать себя.

Общество поклонилось мне и выразило шумное одобрение моим словам и удивление тому, что я оказался наполовину итальянцем и родился в Риме.

– Однако, – начала свою речь одна из дам, – отчего вы отдаёте дань только тем кабальеро, которые назвали себя? Отчего вы не предположите, что не только одни они, из собравшихся здесь, андалузцы?

– Простите меня, сеньора, но я только побоялся опередить события! – ответил я.

– Что же, коли вы такой деликатный кабальеро, то мы с сестрой, – тут она переглянулась с молодой девушкой, сидевшей с нею рядом, – только можем выразить вам своё восхищение. Позвольте же нам, сеньоры, также назвать себя, – обратилась дама уже ко всем.

Всё общество приготовилось со вниманием выслушать даму.

– Моё имя – донья Альфонсина Лусиантес—и-Руис де Кастро. Я уроженка Севильи, как мои брат и сестра, и ныне живу в этом славном городе близ монастыря босоногих кармелиток. Мой супруг – также севильянец и оба мы происходим из семей, что жили в Андалусии с самых тех времён, когда с этих земель были изгнаны мавританские правители. Мою младшую сестру зовут Мария Лусиантес, – дама указала веером, который она держала в руке, на девушку, сидевшую подле неё. – А сопровождает нас наш младший брат дон Родриго Лусиантес-и-Вега, – прибавила она. – А следуем мы в Кадис, так же, как и добрый сеньор дон Санчо, – дама поклонилась сеньору де Санта-Крус, а он поклонился ей в ответ.

Дон Родриго также поднялся и поклонился. Это был весьма скромный и красивый молодой человек, летами он был значительно моложе своей замужней сестры, потому никто не удивился тому, что она представила его, и никто не счёл, что это было неподобающе. Сеньорита Мария, сидевшая подле брата, была также очень красива. Голова её была покрыта белой кружевной мантильей, а в руках она так же, как и сестра, держала костяной веер. Когда старшая сестра назвала её имя, то она скромно поклонилась всем. Донья же Альфонсина, зрелая красавица, была покрыта чёрной шёлковой мантильей и вместе с сестрой они производили такое сильное впечатление, что всякий художник пожелал бы написать портрет этих двух дам.

Общество поклонилось донье Альфонсине, сеньорите Марии и дону Родриго, и отдало должное красоте дам и учтивости их кавалера.

За оживлением, вызванным знакомством, последовало невольное затишье. В это мгновение я размышлял вот каким образом. Надобно же было такому случиться, думал я, чтобы все дамы и кавалеры, застигнутые непогодой на постоялом дворе, были уроженцы Гранады, или Севильи. И все они были андалузцы до мозга костей и этим гордились. Эта мысль так воодушевила меня, что я решился нарушить тишину.

– Сеньоры! – начал я так. – Целью моего путешествия была Андалусия, как уже я и сообщил вам это. Мне хотелось собственными глазами увидеть то, о чём до сей поры я только читал в книгах или слышал в рассказах тех, кто успел тут побывать. Но также мне хотелось бы и встретить андалузцев, и послушать их рассказы о том, что могли бы они мне поведать, чего бы это ни касалось. Я думал составить книгу из тех заметок, что мне удастся написать самому, и из тех рассказов, которые мне доведётся услышать. Посему я сердечно рад тому, что встретил вас тут, сеньоры.

– Что же, нельзя не признать, что такие речи лестны для нас, как для местных уроженцев, – ответил мне сеньор Аугусто. – Что думаете вы, сеньоры?

– Мне эти речи так же приятны, но что же такого могли бы мы поведать человеку путешествующему и, к тому же, много знающему? – спросил дон Алонсо.

– Да ещё и писателю! – прибавил дон Хуан.

– Быть может вы, дон Бернардино (вы ведь позволите так вас называть?) вы скажете нам, чего бы вы хотели? По вашему лицу я вижу, что вы уже что-то придумали, – громко сказала донья Альфонсина.

– Ничуть не удивляюсь вашей проницательности, сеньора! – ответил я. – Ибо вы правы, и я знаю, что хотел предложить бы вам, но боюсь, что предложение моё столь необычно для компании людей малознакомых, что оно может вызвать в вас удивление или даже негодование. Этого я опасаюсь более всего!

– Дон Бенардино, скажите же нам, наконец, то, что вы желаете сказать! – подбодрила меня донья Альфонсина и к ней присоединились все прочие.

– Коли уж непогода свела нас вместе под этим кровом, – начал говорить я, – то я бы предложил всем использовать уже неоднократно проверенный способ скоротать время, которым не брезговали и венценосные особы. А именно, я бы предложил каждому из нас повести рассказ о том или ином событии, которому вы или были свидетелем сами, или слышали его из уст, заслуживающих всяческого доверия. Или даже пусть это будет сказка, но сказка андалусская, родившаяся в этих пределах. Для меня этот способ провести время будет иметь то преимущество, что я получу возможность быть не только рассказчиком – а я непременно поведаю вам какую-либо историю из тех, что мне приходилось видеть или слышать – но и буду самым внимательным и чутким слушателем! И в таком качестве я надеюсь почерпнуть множество интересных сведений о вашем крае и ваших обычаях. И только об одном позволении я буду просить у вас: о позволении записывать те истории, что я надеюсь услышать.

– Ах, сеньор! Как же вы могли думать разгневать нас таким предложением? Что может быть лучше, чем рассказать или выслушать чудесную или поучительную историю! – воскликнула донья Альфонсина.

– И королева Наваррская Маргарита увлекалась таким занятием, – присовокупил дон Аугусто, обращаясь ко всем. – Чем же такое предложение может не понравиться нам?

Тут все сеньоры и дамы зашумели, и каждый желал высказаться об этом предложении, которое внёс я на свой страх и риск, ибо вспыльчивый нрав испанских дворян мне хорошо известен. Их понятия о чести так велики, что порою благоразумие велит одно слово сказать, но два удержать при себе, чтобы не нажить неприятностей. Тут же сама стихия выступила на моей стороне, ведь грядущая скука сняла все препоны и позволила дамам и кавалерам принять моё столь необычное и смелое предложение. К тому же, надеялся я, андалусские дворяне несколько отличались от дворян кастильских, так мне хотелось увидеть и услышать что-либо необычное!

Дон Алонсо и дон Хуан весело спорили с доном Аугусто о том, следует ли рассказывать истории, в достоверности коих совершенно невозможно удостовериться. Дон Родриго шептался с младшей из сестёр сеньоритой Марией и оба очаровательно притом краснели. Донья Альфонсина присоединилась к спору с доном Аугусто и обоими братьями, и только дон Санчо некоторое время молчал, а потом сказал:

– Сеньоры! Дозвольте и мне обратиться к вам и, главное, к дону Бернардино.

Я склонил голову и приготовился слушать.

– Дон Бернардино! Истории какого бы рода вам было благоугодно выслушать в первую очередь?

– Дон Санчо, я не осмеливаюсь делать приказаний столь достопочтенному обществу. Любая история, чего бы она ни касалась, будет выслушано мною с превеликим вниманием и интересом!

– Но всё же, сеньор, признайтесь, что есть сказки, которые вам слушать было бы приятнее всего? У каждого из нас есть предпочтения. Кто-то любит вино, а кто-то не пьёт ничего, кроме воды. Я, к примеру, среди всех авторов отдаю предпочтение Августину Блаженному и считаю, что никто не написал ничего лучше его «Исповеди». Но есть люди, которые станут скорее читать комедии сеньора Веласко, нежели сочинения духовных отцов. Что же предпочтёте вы, дон Бернардино?

Все внимательно посмотрели на меня и приготовились слушать.

– Ваш вопрос понятен мне, дон Санчо, – ответил я. – А посему отвечу вам так. С самого детства более всего любил я таинственные истории, в которых потустороннее или чудесное так соединено с жизнью, что порою невозможно разобраться, где говорится о чудесном и небывалом, а где о простом и человеческом. Любил я также и весёлые истории, про которые наши слуги говорят, что можно надорвать животики, слушая их. Нравоучительные новеллы или истории о влюблённых равно дороги моему сердцу, как и всё прочее. Теперь же вам судить, сеньоры, о чём повести свой рассказ!